Больше чем смерть: Сад времени. Неадертальская пла - Страница 49

— Говорите за себя, Хауэс, — возразил Буш. — Я как раз начинаю видеть все так, как описывает профессор. Это кажется нам безумием только потому, что сознание наше искажает реальность. Поэтому Ньютон и вывел (точнее выведет) свой закон в перевернутом виде.

Хауэс в сердцах махнул рукой:

— Ладно же. Допустим, все происходит по-вашему. Но почему же, во имя неба, почему мы видим все наоборот?!

Силверстон устало вздохнул:

— Я уже говорил об этом. Мы воспринимаем мир через призму искажающего его сознания — точно так же глазной хрусталик изначально воспринимает все перевернутым вверх ногами. — Он обернулся к Борроу, который грыз нанизанные на прут кусочки жаркого. — Ну а вы, мой друг? Вы принимаете все это?

— Мне кажется, легче понять и вообразить эту ситуацию с мертвым телом, чем идею о сжимающейся Вселенной. Давайте представим сценку с пресловутым застреленным в виде комикса. На первой картинке — лежащее тело. На второй оно приподнято; на третьей — почти вертикально, и из него исходит луч. На четвертой луч возвращается в пистолет, на пятой — спускается курок, а на шестой в голову хозяина пистолета приходит мысль об этом. По нашему опыту Странствий мы знаем, что все эти шесть сценок сосуществуют во времени, как и все исторические события. А теперь представим наши картинки на странице. Можно прочесть их с первой по шестую, а можно — с шестой по первую, хотя верное прочтение только одно. Так получилось, что мы всегда просматривали их в обратном направлении. Теперь вы понимаете, капитан?

Хауэса передернуло:

— Энн, будьте добры — еще чашечку кофе.

Повисло неловкое молчание. Силверстон и Буш беспомощно переглядывались. У Буша состояние эйфории сменилось теперь тяжелой подавленностью; он едва притронулся к еде и время от времени исподлобья взглядывал на непрошеных гостей-призраков.

— Энн, я просил еще чашку кофе! — раздраженно бросил Хауэс.

Энн сидела, обхватив колени руками и тупо уставившись в обломок скалы. Ее неподвижное лицо ровным счетом ничего не выражало. Встревожившись, Буш легонько тряхнул ее плечо.

— С тобой все в порядке, Энн?

Она медленно обернулась:

— Что, будете под дулом пистолета проповедовать мне свою теорию? Мне кажется, вы все спите или галлюцинируете — это проклятое место околдовало вас. Как вам не понять, что все ваши разглагольствования — чистейшее надругательство над человеческой жизнью?.. Нет, ни слова больше — с меня достаточно. Я сейчас же отправляюсь — в юрский, к черту на рога, куда угодно, лишь бы не слышать ваших бредней!

— Нет, нет! — Силверстон вскочил и взял ее за руки, видя, что она на грани истерики. — Энн, я не могу позволить вам уйти! Нам всем как воздух необходим сейчас женский здравый смысл. На нас возложена почти апостольская миссия: мы должны вернуться в две тысячи девяносто третий год, когда уясним для себя все, и донести до людей…

— Ну, меня-то вы проповедовать не заставите, Норман! Да и какой из меня проповедник, я человек обыкновенный, в отличие от вас!

— Мы все обыкновенные, и всем обыкновенным людям предстоит посмотреть правде в глаза.

— Но зачем?! Я вполне счастливо прожила с ложью тридцать два года и так буду жить дальше.

— А вы уверены, что счастливо? Разве не ощущали вы подсознательно нависшее над нашим поколением откровение — великое и страшное?! Люди не должны остаться в неведении!

— Предоставьте ее мне, профессор, — вполголоса сказал Буш и обнял Энн за плечи. — Послушай меня. Ты нам очень сейчас нужна. Совсем скоро тебе станет легче — я знаю, ты сильная и стойкая и все вынесешь.

Энн заставила себя улыбнуться.

— Так, говоришь, я сильная? Все вы, мужчины, одинаковы. Вам жизнь не жизнь без всего нового, шокирующего, без блеска и мишуры. Эта ваша сценка с зарядом, влетающим в дуло пистолета!..

— Роджер все замечательно объяснил.

— Угу, объяснил! — Энн язвительно рассмеялась. — Его голова сама не знает, что мелет язык. Ведь, по-вашему, выходит, что оживает труп — бездыханное окровавленное тело. Значит, так надо понимать: кровь всасывается обратно в вены, а затем этот симпатяга парень встает и разгуливает как ни в чем не бывало!

— Господи Иисусе! — вырвалось у Буша.

— Замечательно, возьмем того же Христа, — подхватила Энн. — Вот висит он на кресте, затем в бок его вонзается копье, потом он оживает, легионеры выколачивают гвозди из его ладоней, спускают на землю и отпускают обратно к ученикам. Еще одна картинка!

Силверстон горячо зааплодировал:

— Браво! Она поняла — и самую суть! Я как раз собирался разъяснить новое положение вещей в растительном и животном мире, но…

— Все к черту! — Она выпрямилась, вызывающе сжав кулаки. — К черту новое положение вещей! Вы так спокойно разглагольствуете об оживающих мертвецах, не вдумавшись в это как следует, — нет, зачем же думать и спорить, если есть теория! Горстка безумцев.

— Согласен: мы привели не самый подходящий пример. На самом деле все не так ужасно. Давайте перейдем теперь к жизни на Земле, и я обещаю, что, когда вы вникнете во все, это не будет вас так шокировать.

— Разгуливающие мертвецы! — Энн скрестила руки и смерила его взглядом, будто увидела впервые. — Ну, Бог с вами, профессор Норман Силверстон, пугайте меня дальше!

— Итак, все готовы — я продолжаю.

И Силверстон продолжил свой рассказ:

— Привыкайте к тому, что солнце встает на западе и садится на востоке. Ему подвластен весь органический мир. Вскоре с началом года увядшие листья желтеют, возвращаются косяками на ветви и одевают в злато-багряный убор деревья. Затем золото сменяется зеленью, и на восьмой месяц деревья посредством почек вбирают в себя листья.