Больше чем смерть: Сад времени. Неадертальская пла - Страница 42


К оглавлению

42

Он изучал выражение лица Энн в тот момент, когда Хауэс спросил, вздыхает ли она по нему. До того мгновения Буш считал, что навсегда потерял дар любви, но взгляд Энн его сразу в этом разуверил.

И впервые он увидел ее лицо без той безразлично-циничной маски, которую принимал раньше за ее настоящие черты.

Но Хауэс — каков комедиант! Буш нашел в себе мужество признать, что этот последний, с его храбростью, трезвой головой и практической сметкой, мог бы поучить его многому. Ведь это Хауэс, заранее все продумав, вручил своим агентам совершенно безвредное оружие — так, как если бы он предвидел сегодняшний случай. И если его ружье вместо лазерного луча послало в цель безобидную струйку света, значит… значит, Энн он не убивал!

Надо ли говорить, что с этого момента у Буша отпали всякие сомнения в искренности и намерениях славного капитана!

Теперь Буш мог с легким сердцем вернуться в то мгновение, в котором Силверстон и Хауэс все еще полулежали в коридоре, оцепененные действием газа. Но Буш чувствовал не просто облегчение — он ликовал, торжествовал! Как все-таки приятно стряхнуть с себя дурной сон, в котором ты был убийцей, и вновь ощутить, что ты по-прежнему чист, добродетелен и никем не проклинаем! И Энн жила, как прежде.

Внезапная мысль клюнула Буша, и он, смеясь почти в открытую, стрелой полетел по коридору, повторяя путь, только что проделанный Энн.

Он вскоре нашел того, кого искал. Тот все еще прятался в тени у двери гладильной. Буш протянул к нему руку — и его зеркальное отражение пожало ее. Оба лица — или одно? — одновременно озарились улыбкой. Так все-таки странновато-непривычно и здорово видеть вот так себя самого!

— Ты?

— Я!

Это было похоже на взаимное признание в любви. Ну разве не идеальную любовь испытываешь к человеку, чьи мысли и желания тебе известны и так близки — все до единого! Чувства переполняли его, он не смог сказать ничего больше. Пора было возвращаться в покинутое мгновение недалекого будущего. Он оттолкну лея, как стартующий бегун, от момента, в котором находился, и…

…И снова оказался в полутемном коридоре, рядом с простертыми на полу Хауэсом и Силверстоном. Тут же вернулось сознание висящей в воздухе угрозы и стремление поторопиться.

Буш склонился над Силверстоном, тряхнул его плечо и позвал:

— Стейн! — но потом передумал и шепнул еще раз: — Профессор Силверстон!

Тот открыл глаза и пробормотал:

— Это оружие — вот вам доказательство! Я же говорил…

Буш уставился на него во все глаза. Неужели профессор знал, что его лучевое ружье… Силверстон тем временем уже сел, и его следующая фраза была уже не такой туманной:

— Оружие, что принесли с собой те четверо из будущего, — доказательство тому, что моя теория абсолютно верна. И мы найдем еще доказательства, вот увидите! Ведь впервые на моей памяти они преодолели энтропический барьер!

Буш, почему-то задетый тем, что Силверстон имел в виду не его случай, промолчал.

— А ведь это, должно быть, достаточно просто, — продолжал ликовать профессор. — Мы и сами, наверное, додумались бы до такого через несколько лет… Помогите-ка мне подняться. Я знаю вас, вы — Эдвард Буш. Нам уже доводилось встречаться, ведь так? Правда, не всегда эти встречи были дружескими… Надеюсь, я не слитком покалечил вас тогда, в юрском. Но вы должны меня извинить — ведь я принял вас за Болтову ищейку, а в моем положении…

Буш рассмеялся:

— Тогда я едва вас заметил — меня слишком увлекла ваша спутница.

Впервые черты Силверстона, до этого словно скованные заморозком, оттаяли. Он улыбнулся:

— Да, она увлекала тогда и меня. Женщины — моя слабость, и я охотно в ней признаюсь… Благодарю, что вытащили меня из комнаты. Теперь развяжите-ка Хауэса — и в путь!

— Я связал его за дело. Он поступил со мной жестоко только для того, чтобы я, подавленный горем, повиновался без вопросов. А теперь поделом ему: я терпеть не могу быть орудием в чужих руках.

— А разве не все мы — чье-то орудие? Ведь на этом и стоит общество.

Каждый из нас — чье-то орудие… Не такая уж новая мысль, но она отлично поясняет одну из сторон человеческих отношений: человек использует — и используем. Вот он, Буш, использовал Энн. Хауэс, в свою очередь, использовал его. А теперь Буш заставит послужить себе Хауэса, да и Силверстона.

За ними обоими стояла сила, власть, в конце концов. Если Буш поможет им сейчас, то в две тысячи девяносто третьем они могут оказаться полезными ему. Он надеялся с их косвенной помощью снова обрести свободу и возможность творить. Значит, если он хочет сохранить жизнь своему искусству, придется на время забыть о некоторых сторонах своего «я».

Буш принялся освобождать Хауэса от пут. Пока он негодовал на собственноручно завязанные узлы, Силверстон поведал ему следующее:

— Нужно вам знать, что здесь, в Букингемском дворце, обреталась группа интеллектуалов — изгнанников из нашего с вами времени. Я передал им свое послание, и сейчас они уже в пути — распространяют его по миру.

— Послание? Давно ли вы ударились в религию?

— Вы не понимаете: речь идет о моем учении. Ах, как мне недостает сейчас Уинлока — наша ссора, разумеется, теперь улажена. Даже мне самому не постичь всего того, что я открыл. Мое открытие переворачивает весь миропорядок, я сам никак с этим не свыкнусь. Так что — в путь, немедленно, не мешкая!

— Но я и с места не сдвинусь без Энн!

— Знаю, что не сдвинетесь. Она сейчас вернется с моим чемоданом — без него я никуда. Я позабыл его внизу… А, утро доброе, капитан!

42