Больше чем смерть: Сад времени. Неадертальская пла - Страница 152

152

Высадив вас, корабль займется обследованием остальных планет созвездия: безусловно, мы возьмем с собой на Землю несколько этих существ или даже создадим базу на одной из других планет — это будет уточняться по ходу дела. Как бы то ни было, вы — мой проект номер один.

Минуту Альмер молчал, он думал о том, как велика воля случая. Совсем недавно он был неотъемлемым звеном в цепочке личных взаимоотношений, состоявшей из его отца, матери, его девушки и в меньшей степени — дяди Михали. Теперь, когда он обрел кажущуюся свободу, его интересовал лишь один вопрос:

— Как долго я буду находиться на этой планете?

— Не больше года, это я обещаю. — Миссис Вархун с облегчением заметила, как расправились его брови.

Опять все трое переглянулись, улыбаясь, но во взглядах мужчин чувствовалась неловкость.

— Как ты сам ко всему этому относишься? — с сочувствием спросила миссис Вархун Альмера Эйнсона.

«Ради дьявола, скажи ей, что понимаешь, как далеко от желудка ты вытянул свою шею, — подумал Латтимор, играя метафорой, которая пришла ему в голову несколько дней назад. — Скажи, что не можешь так дорого заплатить за необходимый тебе катарсис. Или обратись за помощью ко мне, и я скажу это за тебя».

Молодой человек действительно посмотрел на Латтимора, но в его взгляде были скорее гордость и возбуждение, чем призыв к помощи.

«Хорошо, — решил Латтимор, — значит, мой диагноз был полной нелепицей; он — скорее победитель, чем побежденный. Человек, который отвечает за себя сам».

— Это назначение делает мне честь, — сказал Альмер Эйнсон.

Глава 12

Вселенная заняла свое обычное положение, подобно собаке, на которую шикнули. Теперь уже не «Ганзас» окружал ее, а она обволакивала огромный корабль, который задним ходом приземлялся на планету. Планету окрестили Песталоцци, в честь капитана, хотя, как заметил штурман Глит, существуют и более приятные имена.

На Песталоцци все было чудесно.

В приземных слоях воздуха содержалось необходимое количество кислорода и отсутствовали какие бы то ни было вредные для земных легких испарения. Не нашлось даже бактерии или вируса, с которыми в случае необходимости не справился бы медицинский отсек.

«Ганзас» приземлился вблизи экватора. Днем температура поднималась не выше двадцати градусов Цельсия, а ночью не опускалась ниже девяти.

Период обращения вокруг оси составлял двадцать четыре часа девять минут, что вполне соответствовало земному. Это означало, что здесь любая точка экватора движется быстрее, чем на Земле, и весь мир обладает гораздо большей массой.

На корабле после дневной суеты объявились часы отдыха. Большая часть команды сбрасывала вес, ибо на Песталоцци все утяжелялось в три раза.

Наградой за эти неудобства послужила встреча с местными жителями.

В первые два дня после приземления, когда еще проводился анализ состава атмосферы, солнечной радиации, радиоактивности, магнетизма и прочих характеристик, «Ганзас» выпускал на разведку небольшой разведывательный катер, который также был призван снять космофобию.

В одну из таких высадок за рулем сидел Улей, четко следовавший инструкциям Латтимора. Последний пребывал в состоянии дикого возбуждения, которое передавалось сидевшему рядом рядовому Хэнку Квилтеру.

Вцепившись в поручень, они не отрывали глаз от расстилавшейся под ними желто-коричневой равнины, которая походила на грудь несущегося им навстречу непонятного животного…

«Животного, которое мы должны будем приручить и обуздать, — думал Латтимор, пытаясь разобраться в смятении, охватившем его сердце. — Как выражалось большинство писак прошлого столетия — не боги горшки обжигают! Они угадали очень многое. Потому что ощущение всеми своими клетками действия чужой гравитации, стремление подчинить себе землю, никогда не испытывавшую до сих пор воли человека, и желание быть первым, — все это от одной яблони яблоки».

Это было похоже на возврат к детству, далекому первобытному детству. Когда-то, давным-давно, ты покинул лавандовые заросли Сада и ступил на terra incognita. Сейчас это повторялось, вплоть до каждого листочка лаванды.

Он очнулся.

— Тормози, — скомандовал он, — впереди незнакомцы.

Они зависли над широкой равнинной рекой с зеленым руслом. Поблизости работали или отдыхали в тени деревьев отдельные группы риномэнов.

Латтимор и Квилтер переглянулись.

— Опускаемся, — приказал Латтимор.

Улей посадил катер с большей нежностью, чем если бы это была женщина.

— На всякий случай возьмите с собой винтовки.

Они захватили винтовки и осторожно спустились на землю. При такой силе тяжести можно было запросто сломать лодыжки, несмотря на самодельные подпорки до бедра, которые они все надевали под брюки.

Примерно в восьми ярдах к западу виднелась роща деревьев. Туда-то они и отправились, пробираясь между рядами каких-то культурных растений, напоминавших салат, но только с более крупными и жесткими, как у ревеня, листьями.

Деревья оказались гигантских размеров, но распознать их можно было только по бесформенным стволам, которые подпирали расстилавшуюся листву. Их контуры напоминали тела риномэнов с двумя заостренными головами. В некоторых местах прямо в воздух отходили корни, напоминая растопыренные пальцы. На концах этих корней обильно и как-то странно шелестели мелкие листики, и их движение поразило видавшего виды Латтимора.

Из щетинистых зарослей выпорхнула и направилась в сторону низких холмов на противоположном берегу реки четырехкрылая птица, похожая на бабочку размером с орла. Под деревьями стояло около шести риномэнов, наблюдавших за приближавшимися тремя мужчинами со вскинутыми винтовками. Латтимор узнал запах и снял с винтовки предохранитель.

152